Мими Памфилофф - Случайно влюбилась в… Бога?
Мне угождают из-за возвращения Гая? Я почувствовала опустошение от того, что Томмазо было приказано быть добрым ко мне. Но почему?
Томмазо мне не друг. Он был просто сногсшибательно красивым, смертоносным супер-помощником. Так почему, черт возьми, я беспокоюсь, добр он ко мне добровольно или нет?
– Ладно, передай Гаю, он может…
– Дай угадаю… поцеловать твою задницу? У тебя острый язычок, знаешь это? Ты выросла с дальнобойщиками или моряками?
– Нет, с вра…
Внезапно, у меня сжалось сердце.
Цвет лица Томмазо сменился с сияющего оливкового на бледно-серый, когда он догадался о моих мыслях.
– Мне жаль, мисс Кин. Получилось некстати. Я не должен был вам напоминать. – Он сжал мою руку.
Я отдернула ее и повернулась к дому.
– Я лучше сгнию в комнате, чем приятельствовать с никчемным "мальчиком для битья" Гая. Ты, жалкий подлец.
Я чувствовала, что он идёт следом за мной. Я наполовину надеялась, что он ответит что-нибудь, потому что мне нужна была хорошая словесная перестрелка, чтобы снять напряжение.
Это стало для меня подсознательным способом "выпустить пар" за годы жизни с Гаем, когда ничего другого мне не оставалось.
Я поднялась по лестнице и дошла до двери в свою комнату, когда почувствовала, как он схватил меня за плечо. Я взялась за дверную ручку, помедлила, но не повернула.
Почему-то я знала, он был очень, очень зол. Может от того, что я назвала его "жалким подлецом"?
Воздух был тяжелым от раздражения, и голоса гудели в моей голове, как гигантский электромагнитный генератор. Становились ли голоса громче, когда у меня зашкаливал адреналин?
Я задвинула шум на задний план и, вместо него, сосредоточилась на сердитом мужчине позади меня.
Несколько минут мы оба ожидали, кто же из нас первым сорвется и перешагнет за резкий край между контролем и бурной эмоциональностью. Ладно. Я ужалю. Возможно, буквально.
– Отпусти, неудачник…
Он развернул меня, прижав спиной к двери весом своего твердого тела, его золотые глаза пылали злостью.
– Меня можно называть по-разному, мисс Кин, но я не "мальчик для битья". Лучше помните об этом.
Он прижал свои губы к моим, и я застыла в шоке. Его губы были… потрясающими.
Меня не целовали с… ладно, я слишком занята, получая удовольствие от прижимающегося ко мне мужского тела, чтобы считать годы, но на самом деле прошло много времени, и прикосновение Томмазо было, как глоток воды для моего жаждущего тела.
Мое сердце трепетало, пальцы на ногах подвернулись, а соски затвердели. Подожди! Что со мной не так? Я позволяю другому мужчине мне угрожать? Я была магнитом для мужских рук даже во сне.
Ну, черт возьми, достало, что меня лапают, целуют, бросают, приказывают, толкают и шлепают.
– Моя очередь, – прорычала я.
Я ударила Томмазо наотмашь прямо по лицу и пихнула его в твердый живот. Он громко застонал и согнулся пополам, я тут же ногой оттолкнула его назад. Когда я закрывала дверь, он как раз падал на пол.
Черт, здорово. Но как я это сделала? Все равно, это поразительно! Я налегла на дверь, ожидая, что Томмазо ворвется в комнату и закончит драку.
Я почти хотела, чтобы он так и сделал, потому что начинала думать, что на самом деле могла бы надрать ему задницу, несмотря на разницу в весе на сотню фунтов из мышц и одиннадцать дюймов в росте.
Ладно, может адреналин сделал меня излишне самоуверенной, но даже ради любви ко всему живому от мала до велика, одна девушка не могла столько вынести.
Но я ждала и ждала, пока не услышала, как скользнул засов с обратной стороны двери. Думаю, он не захочет добавки от Эммы.
Глава 20
Позже днем после того, как эйфория "власть девчонкам" прошла, мне в голову начали лезть мысли о моем небольшом затруднительном положении. Мысли не были приятными, но полны жалости к самой себе и беспокойства.
Мысли слабого человека. Жалкого. Мне нужно было отвлечься, а не валяться. Поскольку здесь не было телевизора или компьютера, исследование книжных полок было единственным способом "убить" время.
Осторожно встав на маленькую деревянную стремянку, я просмотрела каждую полку. Это место больше напоминало отель – красиво обставленный, но безликий – так что мне никогда не приходило в голову, что эти вещи могли принадлежать Гаю.
Там была автобиография Юлия Цезаря – кто-то прикольно подписал обложку – Майа Пополь-Вух; полное собрание сочинений Курта Воннегута, все русские классики: Толстой, Достоевский и Пушкин – на русском; и история мира в четырех томах – написанные от руки.
Странно. Очень странно.
Еще были кулинарные книги. Полка за полкой, все посвящены исключительно десертам.
Мне подходит.
Я вытащила самую толстую, в переплете из серой ткани, которой на вид более ста лет, и пролистала страницы.
Проще говоря, я не знала, что с ней делать. Дюжины рецептов были помечены большими, жирными отпечатками пальцев и заметками на полях: добавить сверху 1/8 чашки сливочного масла, слишком хрустящие; заменить смородину на изюм; выпекать дополнительно 5 минут при триста восьмидесяти градусах.
Но там были только рецепты выпечки. Как необычно. Были ли это заметки Гая?
Я попыталась представить его, огромный рост, плечи шириной с двухдверный холодильник, гладкую, темно-золотистая кожу, бугрящиеся мускулы – которые перекатываются по его груди вниз до того, что должно быть единственным виденным мной прессом десять кубиков… блестящие густые волны длинных черных волос, изящно вылепленные скулы, квадратный подбородок, обалденные бирюзовые глаза, полные, ярко выраженные губы и руки воина размером с метательные диски.
Ох, не говоря уже о его необыкновенно твердой заднице и греховно большом пенисе, который обещал достать все девичьи местечки, какие только найдутся в самых жарких потаенных уголках ее изголодавшегося по сексу разума. Ай-яй-яй.
Я обмахнула себя рукой и представила такого – растакого мужчину, одетого только в крошечный, белый фартук и пекущего печенье с шоколадной крошкой. Я мысленно шлепнула себя. "Господи, Эмма. Ты реально сошла с ума. Почему бы тебе просто не включить дурацкую музыку диско, пока ты здесь?"
Тяжелый стук в дверь вырвал меня из страны грез. Может это Томмазо пришел мириться. Мой желудок слегка сжался при мысли о встречи с ним.
– Войдите, – громко ответила я, все еще сидя наверху стремянки.
Дверь медленно со скрипом открылась, и внутрь зашла миниатюрная рыжеволосая женщина с яркими бирюзовыми глазами, одетая в обтягивающие черные кожаные брюки, розовый свитер из ангоры с гигантскими блестящими сердечками на груди и черные кожаные сапоги. Ее огненные волосы, прямые и гладкие, были подстрижены под боб в стиле Клеопатры и закреплены на висках драгоценными невидимками. Смесь стриптизёрши и простой девчонки?
